Неточные совпадения
Гетман. Значит, меня,
армию и правительство германское командование внезапно
оставляет на произвол судьбы?
— Тебя здесь
оставят или ушлют в
армию? — спросил он.
А тут еще пошли слухи, что правительство боится везти домой возмущенную неудачами и непорядками
армию, что решено всю ее
оставить здесь.
Напрасно отважный Миних ободрял его, советуя сначала укрепиться, со своими голштинцами, в Кронштадте, а потом броситься к русской
армии, которая стояла в Померании, на пути в Данию; император вступил в переговоры с женой, обливался слезами, ловил руку Панина, чтобы поцеловать ее, умолял
оставить ему только Воронцову.
Прошло два, три года, и Адольф, один из отличнейших офицеров шведской
армии, молодой любимец молодого короля и героя, причисленный к свите его, кипящей отвагою и преданностью к нему, — Адольф, хотя любил изредка припоминать себе милые черты невесты, как бы виденные во сне, но ревнивая слава уже сделалась полною хозяйкой в его сердце,
оставивши в нем маленький уголок для других чувств.
— Применять консервативный метод лечения, т. е. ограничиваться асептической повязкой и сравнительным покоем раненой части. Желательно было, конечно, при этом достаточное количество благоустроенных госпиталей не только в тылу
армии, но и ближе к самому театру войны и возможно удобное и покойное транспортирование раненых. Последнее
оставляет в настоящее время желать многого. Вы, конечно, знакомы с арбами и двуколками?
Вскоре по возвращении в Петербург он снова его
оставил и отправился в Тульчин, где должен был сформировать
армию из 100 000 человек.
Когда, как вероятно не забыл читатель, в 1788 году главное начальство над действующею
армиею против турок было вверено императрицей Потемкину, Румянцев оскорбился предпочтением, оказанным его противнику, уехал из
армии и поселился в деревне, которую уже не
оставлял с тех пор до самой своей кончины.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения
армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением
оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за
армией. Я всё вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Я готов покориться Его воле; но скажите мне, Мишо, как
оставили вы
армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу?
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в
армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом на завтра приезде государя ― всё это с новою силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не
оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник гошпиталей, — куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо, государя, не допускающее возможности
оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть и не один, а несколько) предлагает новый проект, диаметрально-противуположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противуположное тому, что́ говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал, все описывают различно положение неприятельской
армии.
Я говорю о молодом Николае Ростове, который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и
оставил университет, чтобы поступить в
армию.
— Sire! — сказал Мишо с тонкою чуть заметною улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots. [игры слов.] — Sire! j’ai laissé toute l’armée depuis les chefs jusqu’au dernier soldat, sans exception, dans une crainte épouvantable, affrayante… [Государь! Я
оставил всю
армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
От Оршы побежали дальше по дороге в Вильну, точно так же играя в жмурки с преследующею
армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один,
оставив своих товарищей. Кто мог, — уехал тоже, кто не мог, — сдался или умер.
— J’ai assez fait l’Empereur, il est temps de faire le général, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] — и, несмотря на то, тотчас же после этого, бежит дальше,
оставляя на произвол судьбы разрозненные части
армии, находящиеся сзади.
«Князь Михаил Иларионович! С 29-го августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1-го сентября получил я через Ярославль, от Московского главнокомандующего, печальное извещение, что вы решились с
армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал-адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении
армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».